_Часов, конечно, не было ни у кого, но человек и не к таким неудобствам
приспосабливался, причем в хорошем темпе,-- и за неделю они уже начали
кое-что соображать. Когда солнце (по определению Синего, "балдоха")
оказывалось аккурат над вершиной возвышавшейся за озером сопки, над кучкой
высоченных кедров, этаким рыцарским плюмажем украшавших лысоватую макушку,--
тут-то и наступало время законного обеда, поскольку орднунг есть орднунг,
это общеизвестно.
Конечно, они уже заранее поглядывали за озеро, на кедры и солнце,-- но
прошло довольно много времени, прежде чем рыжий Ганс появился на кромке
огромного, но неглубокого котлована. Расставил пошире ноги в начищенных
сапогах, картинно держась за висевший на груди шмайсер, долго взирал на
копошившихся в котловане землекопов -- тянул время, сука рыжая, использовал
на всю катушку свой крохотный ломоток властишки. Притворялся, будто не
замечает, как на него зыркают украдкой. Лагерная кличка у него была Чубайс
-- за рыжину и вредность. Ганс на нее крепко обижался, но что ты тут
поделаешь?
Эсэсовец постоял еще немного, старательно изображая, что в приступе
тяги к высокой эстетике любуется пейзажем, потом заорал во всю глотку:
-- Обед, кацетники! Жрать!
И предусмотрительно отступил подальше от того места, где по пологому
откосу обычно и выходили из котлована, чутко напружинился. Рядом появился
Вилли с овчаркой на поводке. Это Рудольф откровенно сачковал, не хуже
кацетников, а Ганс с Вилли к службе относились со всем рвением, подловить их
нечего было и пытаться...
"Полосатики" живенько потянулись к откосу, напутствуемые бравыми
воплями Ганса:
-- Лопаты не бросать, мать вашу! Сколько долблю? В землю втыкайте,
аккуратненько, друг возле дружки! Кому говорю, жопа лысая? Швайн! Дома
лопату тоже кидаешь где попало? Да не ты жопа лысая, а вон та, которая еще,
и пузатая! Швайн!
-- Ферфлюхтер хунде, пум тойфель! -- поддержал его Вилли, демонстрируя
тем самым не в пример большую интеллигентность.-- Абер шнель!
Овчарка тоже вносила свою лепту, гавкая и дергаясь на прочном плетеном
поводке. Намордник у нее был основательный, но лаять не мешал.
-- По бригадам разбивайсь, по бригадам! -- орал Ганс.-- Что вы мне
стадом претесь? На митинг вышли, что ли? Вы в лагере или где? Первая
бригада, пошла! Порядок соблюдать, а то без обеда вмиг оставлю! Первая
пошла, вторая готовится!
Насчет обеда, конечно, было сказано чересчур цветисто -- не заслуживала
полуденная жратва столь высокого названия. Вся она, вся до единой пайки,
умещалась в пластиковом пакете с яркой картинкой, такие в любом магазине
стоили штуку и рвались, стоило туда запихать что-то посолиднее полудюжины
бутылок пивка. Паскуда Фриц, удобно рассевшийся на прибитой к двум пенькам
толстой доске, конечно же, опять выбрал картинку отнюдь не случайно -- на
пакете красовалась грудастая блондинка, имевшая на себе из одежды лишь белую
маечку, да и то мокрую до полной прозрачности.
Пока "полосатики" подравнивались, добиваясь согласно правилам идеальной
шеренги, Фриц поигрывал здоровенным охотничьим ножом с наборной рукояткой из
березы и жизнерадостно ржал:
-- Хороша кукла, доходяги? А ведь стебет кто-то, это уж как закон. Да
вы не чинитесь, взяли и спустили в штаны, заместо десерта, дело житейское...
Ну, стали? Номер один, шаг вперед! Держи пайку. Дома, поди, такой роскоши и
не видывал?
Оружия при нем не было -- черные научены горьким опытом, кто-то однажды
завладел пистолетом раздатчика, хотя того и страховали охранники. Ну, а нож
отбирать бессмысленно, что ты с ним в данной ситуации будешь делать?
Фриц сноровисто пластал буханки на четвертушки, а колбасу резал на
глазок, сохраняя лишь минимум справедливости. Впрочем, у него и четвертушки
получались безнадежно далекими от симметрии. Кто-то, как всегда, уныло
ворчал, зная, что ничего этим не изменит, а Фриц, опять-таки, как всегда,
столь же рутинно отругивался:
-- Я вам, бля, не ювелир, нехер изощряться тут...
-- Ну ты уж вовсе обнаглел! -- возмутился Синий, получивший особенно
куцый колбасный обрубок.
-- Я что, себе экономлю? -- лениво фыркнул Фриц.-- Меньше сожрешь,
товарищам больше достанется. Солидарность у тебя где?
Синий сквозь зубы и в рифму коротко объяснил, где в данном случае
находится эта самая пресловутая солидарность, но больше спорить не стал --
все равно бесполезно. Отошел развинченной походочкой, сел под кедром и
брезгливо принялся обдирать кожицу со своего обрубка. В этом весь обед и
заключался -- четвертушка буханки и кусок скользкой, синюшно-бледной
ливерной колбасы. Не просто обед, а еще и ежедневная лотерея -- благодаря
Фрицеву раздолбайству. Поневоле это превращалось в событие, каковыми здешняя
жизнь была чертовски бедна: кусок побольше -- нешуточный повод порадоваться,
кусок поменьше -- соответственно, повод для грусти. Классический лагерный
набор впечатлений. Согласно апологетам жанра.