Меня зовут Савельев Саша. Я учусь во втором классе и живу у бабушки с дедушкой.

Мама променяла меня на карлика-кровопийцу и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой.

Так я с четырех лет и вишу.

     Свою повесть я решил начать с рассказа о купании, и не сомневайтесь, что рассказ этот

будет интересным. Купание у бабушки было значительной процедурой, и вы в этом сейчас

убедитесь.

    

КУПАНИЕ

    

     Начиналось все довольно мирно. Ванна журча наполнялась водой, температура которой

была ровно 37,5. Почему так, не знаю точно. Знаю, что при такой температуре лучше всего

размножается одна тропическая водоросль, но на водоросль я был похож мало, а размножаться

не собирался. В ванную ставился рефлектор, который дедушка должен был выносить по хлопку

бабушки, и два стула, которые накрывались полотенцами. Один предназначался бабушке,

второй... не будем забегать вперед.

     Итак, ванна наполняется, я предчувствую "веселую" процедуру.

     - Саша, ты скоро? - спрашивает бабушка.

     - Иду! - бодро кричу я, снимая на ходу рейтузы из стопроцентной шерсти, но путаюсь в

них и падаю.

     - Что, ноги не держат?!

     Я пытаюсь встать, но рейтузы цепляются за что-то, и я падаю вновь.

     - Ты так и будешь надо мной издеваться, проклятая сволочь?!

     - Я не издеваюсь.

     - Твоя мать мне когда-то сказала: "Я на нем отыграюсь". Так знай, я вас всех имела в

виду, я сама отыграюсь на вас всех. Понял?

     Я смутно понимал, что значит "отыграюсь", и почему-то решил, что бабушка утопит меня

в ванне. С этой мыслью я побежал к дедушке. Услышав мое предположение, дедушка

засмеялся, но я все-таки попросил его быть настороже. Сделав это, я успокоился и пошел в

ванную, будучи уверенным, что если бабушка станет меня топить, то дедушка ворвется с

топориком для мяса, я почему-то решил, что ворвется он именно с этим топориком и бабушкой

займется. Потом он позвонит маме, она придет и на ней отыграется. Пока в моей голове

бродили такиемысли, бабушка давала дедушке последние указания насчет рефлектора. Его надо

было выносить по хлопку.

     Последние приготовления окончены, дедушка проинструктирован, я лежу в воде,

температура которой 37,5, а бабушка сидит рядом и мылит мочалку. Хлопья пены летят вокруг

и исчезают в густом паре. В ванной жарко.

     - Ну, давай шею.

     Я вздрогнул: если будет душить, дедушка, пожалуй, не услышит. Но нет, просто моет...

     Вам, наверное, покажется странным, почему сам не мылся. Дело в том, что такая сволочь,

как я, ничего самостоятельно делать не может. Мать эту сволочь бросила, а сволочь еще и гниет

постоянно, вот так и получилось. Вы, конечно, уже догадались, что объяснение это составлено

со слов бабушки.

     - Ногу вынь из воды. Другую. Руку. Выше подними, отсохла, что ли? Встань, не

прислоняйся к кафелю.

     - Жарко очень.

     - Так надо.

     - Почему никому так не надо, а мне надо? - Этот вопрос я задавал бабушке часто.

     - Так никто же не гниет так, как ты. Ты же смердишь уже. Чувствуешь?

     Я не чувствовал.

     Но вот я чистый, надо вылезать. Облегченно вздохнув, я понимаю, что сегодн бабушка

меня уже не утопит, и выбираюсь из ванной. Теперь вы узнаете, дл чего нужен был второй стул

- на него вставал я. Стоять на полу было нельзя, потому что из-под двери дуло, а все болезни

начинаются, если застудить ноги. Балансируя, я старался не упасть, а бабушка меня вытирала.

Сначала голову. Ее она тут же завязывала полотенцем, чтобы гайморит не обострился. Потом

она вытирала все остальное, и я одевался.

     Надевая колготки - синие шерстяные, которые дорого стоят и нигде не достать, - я

почувствовал запах гари. Одна колготина доходила лишь до щиколотки. Сама ценная ее часть,

та, которая образует носок, увы, догорала на рефлекторе.

     - Вонючая, смердячая сволочь! - Мне показалось, что зубы у бабушки лязгнули. -

Твоя мать тебе ничего не покупает! Я таскаю все на больных ногах!

     Бабушка достает из лежавшего у двери пакета запасные колготки. На всякий случай

обещает меня четвертовать. Я переодеваюсь. Смотрю на себя в зеркало. В ванной такая жара,

что я стал красный, как индеец. Сходство дополняют полотенцена голове и пена на носу.

Заглядевшись на индейца, оступаюсь на шатком стуле и лечу в ванну. ПШ-ШШ! БАХ!

     В это время дедушка смотрел футбол. Чу! Его тугое ухо уловило странный звук со

стороны ванной.

     "Рефлектор надо выносить!" - решил он и побежал.

     Бежал он быстро и впопыхах схватил рефлектор за горячее место. Пришлось отпустить.

Рефлектор описал дугу и упал бабушке на колени...

     Подумав, что, услышав всплеск, дедушка бросился меня спасать и неудачно отыгрался на

бабушке, я хотел было все объяснить, но в ванной уже бушевала стихия:

     - Гицель проклятый, татарин ненавистный! - кричала бабушка, воинственно потрясая

рефлектором и хлопая ладонью другой руки по дымящейся юбке. - Будь ты проклят небом,

Богом, землей, птицами, рыбами, людьми, морями, воздухом! - Это было любимое бабушкино

проклятье. - Чтоб на твою голову одни несчастья сыпались! Чтоб ты, кроме возмездия, ничего

не видел!

     Далее комбинация из нескольких слов, в значении которых я разобрался, когда

познакомился с пятиклассником Димой Чугуновым.

     - Вылезай, сволочь!

     Снова комбинация - это уже в мой адрес.

     - Будь ты проклят...

     Любимое проклятие.

     - Чтоб ты жизнь свою в тюрьме кончил...

     Комбинация.

     - Чтоб ты заживо в больнице сгнил! Чтоб у тебя отсохли печень, почки, мозг, сердце!

Чтоб тебя сожрал стафилококк золотистый...

     Комбинация.

     - Раздевайся!

     Неслыханная комбинация.

     И снова, и снова, и снова...

    

УТРО

    

     - А все равно красная ягода лучше черной! - раздался истошный крик, и я проснулся.

Крик был так ужасен, что я подскочил на кровати и долго озирался в страхе по сторонам, пока

наконец не понял, что кричал я сам во сне. Поняв это, я успокоился, оделся и пошел на кухню.

     - Чего так рано встал? - спросила бабушка.

     - Проснулся.

     - Чтобы ты больше никогда уже не проснулся! - Бабушка была явно не в духе. - Мой

руки, садись жрать.

     Я хорошо вымыл руки, дважды намылив их, и стал вытирать об махровое полотенце с

зайчиками. В ванную заглянула бабушка.

     - Мой руки снова! Этим полотенцем вытирался вчера этот вонючий старик, а у него

грибок на ноге!

     Я перемыл руки и окончательно убедился, что бабушка сегодня не в духе. Причиной тому

был "вонючий старик", что в переводе с бабушкиного языка обозначало моего дедушку.

Дедушка сидел в кухне на табуретке и сосредоточенно ковырял вилкой винегрет из рыночных

овощей. Прогневил он бабушку тем, что рассыпал лист мать-и-мачехи. Неделю назад бабушка

заварила такой с душицей в фарфоровом чайнике, потом поставила этот чайник на видное

место и по сей день не могла найти. В кухне было множество баночек, банок и коробок, и

любое видное место пропадало с глаз, стоило отнять руку от поставленного на него предмета.

Нашелся чайник на холодильнике в окружении трех пачек чая, коробки с нитками, старого

будильника и двух кульков чернослива как раз в тот момент, когда я сел наконец рядом с

дедушкой за стол.

     Бабушка принялась вычищать из своего чайника оставшуюся в нем вместо целебного

отвара заплесневелую массу и сетовать, что мы загадили ее больной мозг. Я нетерпеливо

спросил, когда же она даст мне завтракать, и горько пожалел об этом.

     - Вонючая, смердячая, проклятущая, ненавистная сволочь! - заорала бабушка. -

Будешь жрать, когда дадут! Холуев нет!

     Я вжался в табурет и посмотрел на дедушку - он выронил вилку и поперхнулся

винегретом.

     - Кончились холуи...- добавила бабушка и вдруг выронила чайник.

     От чайника медленно отвалилась ручка. Он тихо и жалобно звякнул, словно прощаясь с

жизнью, и распался на несколько частей. Красная крышечка, как будто угадывая, что сейчас

произойдет, предусмотрительно укатилась под холодильник и, вероятно, удобно там

устроившись, удовлетворенно дзинькнула. Я позавидовал крышке, назвав ее про себя

пронырой, и со страхом поднял глаза на бабушку... Она плакала.

     Не глядя на осколки, бабушка тихо вышла из кухни и легла на кровать. Дедушка пошел ее

утешать, я - не без опасений - последовал его примеру.

     - Нин, ты чего? - ласковым голосом спросил дедушка.

     - Правда, баба, что у тебя чайников мало? Мы тебе новый купим, еще лучше, -

успокаивал бабушку я.

     - Оставьте меня. Дайте мне умереть спокойно.

     - Нина, ну что ты вообще?.. - сказал дедушка и помянул бабушкину мать. - Из-за

чайника... Разве можно так?

     - Оставь меня, Сенечка... Оставь, я же теб не трогаю... У меня жизнь разбита, причем

тут чайник... Иди. Возьми сегодняшнюю газетку. Саша, пойди, положи себе кашки... Ну

ничего! - Бабушкин голос начал вдруг набирать силу. - Ничего! - Тут он совсем окреп, и я

попятился. - Вас судьба разобьет так же, как и этот чайник. Вы еще поплачете!

     Я пролепетал, что не мы с дедушкой разбили чайник, и оглянулся в поисках поддержки.

Но дедушка вовремя смылся за газеткой.

     - Молчать! - взревела бабушка. - Вы загадили мой мозг, больной мозг, несчастный

мозг! Я из-за вас ничего не помню, ничего не могу найти, у меня все валится из рук! Нельзя

гадить человеку в мозг день и ночь!

     Прокричав такие слова, бабушка встала с кровати и двинулась на кухню. Я не рискнул

идти за ней и хотел остаться в комнате, но властный окрик и обещание сделать из меня двоих,

если я сейчас же не подойду, заставили меня повиноваться. По дороге на кухню я размышлял,

что было бы неплохо, если бы из меня сделали двоих. Один из меня мог бы тогда отдыхать от

бабушки, а потом они бы с тем, другим, менялись. Но, к сожалению, невозможное

невыполнимо, и из несбыточных грез я снова перенесся в реальность.

     Когда я вернулся к месту трагической гибели чайника, бабушка уже собрала на совок

осколки и высыпала их в мусопропровод. Потом она вымыла руки и стала натирать в тарелку

рыночные яблоки, которые я должен был есть по утрам. Тут только вернулс дедушка с

газеткой. Я посмотрел на него, как на дезертира.

     Бабушка лихо натирала яблоки, щеки ее зарумянились, как на катке, дедушка посмотрел

на нее и залюбовался.