_В моей записной книжке военного корреспондента сохранилась запись,
сделанная вскоре после разгрома немцев под Москвой. В записи речь идет о
К. К. Рокоссовском, который в то время командовал 16-й армией, сражавшейся
на волоколамском направлении. К сожалению, в дальнейшем я уже не
встречался с Константином Константиновичем и эти беглые страницы так и
остались набросками, штрихами. Думается, однако, что они представят
некоторый интерес для читателя.


* * *

Мне привелось видеть Рокоссовского в войсковых частях и в штабе армии
в разные моменты битвы под Москвой.
Чаще всего он молчит.
Помню уцелевший дом в сожженном немцами подмосковном городке -
Рокоссовский приехал туда на следующее утро после того, как наступающая
армия взяла этот населенный пункт.
Рокоссовский сидел на голой дощатой кровати, удобно привалившись к
углу, в меховой ушанке, в меховых сапогах, в неизменном кожаном пальто без
знаков различия.
В домике обосновался штаб артиллерийского полка. С командирами
разговаривал генерал Казаков, начальник артиллерии армии, очень добрый и
очень требовательный человек.
А Рокоссовский молча курил и слушал.
Пришли партизаны - восемнадцати- и девятнадцатилетние юноши с
сияющими глазами, раскрасневшиеся, в распахнутых пальто и полушубках: в
тот день для них был незаметен тридцатипятиградусный мороз.
Улыбаясь и шутя, их расспрашивал член Военного совета армии грузный и
веселый Лобачев.
А Рокоссовский по-прежнему молчал, время от времени доставая
очередную папиросу из походной папиросницы, висящей на ремне рядом с
полевой сумкой и планшетом.
Входили и выходили командиры; многие узнавали командующего армией,
спрашивали: "Разрешите обратиться?", "Разрешите идти?". Рокоссовский молча
кивал.
За два часа он не произнес ни слова. Я изумлялся, искоса поглядывая
на него. Вероятно, он устал или расстроен? Нет, голубые глаза были ясными,
живыми и с интересом присматривались к каждому новому лицу. И может быть,
видел, слышал, замечал больше, чем кто-либо из присутствующих. Но молчал.
Его удобная поза, неторопливые движения, спокойный взгляд как бы
свидетельствовали: тут все идет так, как этому следует идти.
Потом он поднялся и сказал:
- Пошли, пожалуй. До свиданья, товарищи. Не будем вам мешать.