_Из-под несвержимого кряжа в глубине земли метелит холодной струёй
родник - исток Угры.

Тут, в зеленом бочажке, ее первый и вечный всплеск под солнцем.

Тихо стрекочет ручей среди травы. Пробивается сквозь кусты и камни на
перекатах.

И вот уже омут заворачивает под кручей отрежу в свой круг, водит
медленно, словно напутствуя перед далью верст напоминанием о стремнинной
силе, которая сносила когда-то на бродах павшие с закатом щиты татарские,
польские и немецко-литовские мечи и кресты, вознесенные в отблесках
зловещих к крестам Москвы, тонули тут - текла с них ржавь холодная.

Измылись на дне и кости французов, и их оружие распалось в прах в сырой
земле и песках каленых, в папоротниках, что в осень кровеют по берегам.

Леса то уходят за дорогу от реки в слитое с полями березовое раздолье,
то возносятся над водой сосновыми кручами в смолистом и земляничном жару.

Разливные луга, розовые поля цветущей гречихи и нивы льняные в синеве -
смоленская сторонка родная, милый берег.

Кто родился тут или кто хоть раз видел Угру, у того никогда не погаснут
в сердце зорьки ее.

Да как же не любить ее!

Она, как светлый образ, поблескивает в просторе России, неразлучная с
нею в страждах ее,
Под берегом, где с грустным запахом вянет скошенная трава, стоит лодка.

В лодке - Кирька Стремнов. Ловит рыбу.

Две удочки заброшены далеко. Третья - ближе к борту. Блестит на
быстрннке, вьющейся среди лопухов, пробковый лаково-краспый поплавок.

Кирьян, сгорбясь, сидит на перекладине. К глазам сдвинута кепка. Под
козырек бьет от воды отсвет: то погаснет, то ясно брызнет вдруг по лицу.

Над другим берегом пылает закат, сиренево-розовый под высью и алый,
густой в зевле, где тонет солнце.

Кружит в этом заревом огне неясыть - сумрачная птица, криво стелется
над землей.

Самый дальний поплавок с крашеной стрелкой пера наклонился, скользнул
под воду.

Кирьян схватился за удилище, дернул и сразу почувствовал, как руку
потянуло. Шелковая леска стремительно просекла воду.

Кирьян повел удилищем, стронул в глубине что-то тяжелое.

Вот он, лещина-то какой, всплыл, серебряно отлил под водой и снова
сильно повел в глубину.

Поплавок вдруг легко выскочил из воды.

- Ушел!

Кирьян торопливо насадил на крючок червя и, подняв ореховое удилище,
бросил насадку. Поплавок встал из воды и медленно закружился над ямой с
аспидно чернеющей тенью в глубине.

На том берегу, словно бы на закате, вышла женщина.
Вспыхнула над рекой белая кофта ее.

- Киря, перевези!

Глянул Кирьян, Феня на берегу. Кофта розово просвечена по краям, а в
солнечно раззолоченных волосах рябиной осенней горит косынка.