_Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц

© Антуан де Сент-Экзюпери
© Перевод: Андрей Шаров



1

Однажды, когда мне было шесть лет от роду, я увидел диковинную картинку
в книжке "Правдивые истории о природе", в которой рассказывалось о
первозданных лесах. На картинке был удав, заглатывающий какого-то зверька.
Смотрите, вот копия этой картинки:

А в книжке говорилось: "Это -- боа-констриктор; он заглатывает добычу
целиком, не разжевывая ее, а потом теряет способность двигаться и впадает в
спячку на шесть месяцев, чтобы переварить пищу".
Тогда я впервые задумался о щедрых на приключения джунглях и, усердно
поработав цветным карандашом, сумел в конце-концов сделать свой первый
рисунок. Мой Рисунок Номер Один. И выглядел он вот так:

Я показал свой шедевр взрослым и спросил, не страшно ли им смотреть на
него.
Но взрослые ответили:
-- А что такого страшного в какой-то там шляпе?
Разумеется, нарисовал я вовсе не шляпу. Я изобразил удава, который
переваривает слона. Но взрослые никак не могли этого уразуметь, и тогда я
сделал еще один рисунок: я нарисовал внутренности боа-констриктора, да так,
чтобы взрослые уж наверняка все разглядели. Взрослым вечно надо
растолковывать, что к чему.
Вот каким был мой Рисунок Номер Два:

На этот раз взрослые посоветовали мне бросить рисовать
боа-констрикторов -- неважно, изнутри или снаружи, -- и прилежно заняться
изучением географии, истории, арифметики и грамматики. Вот почему в шесть
лет я отказался от карьеры живописца, которая, вполне вероятно, могла бы
сложиться просто блестяще. После неудачи с Рисунком Номер Один и полного
провала Рисунка Номер Два я совсем пал духом. Взрослые никогда ни до чего не
доходят своим умом, а дети быстро устают объяснять им то одно, то другое.
И тогда я избрал себе иное поприще и научился управлять самолетами. Мне
довелось полетать над всеми частями света понемножку, и, должен признать,
география действительно оказалась очень полезной наукой. Теперь я с первого
взгляда могу отличить Китай от Аризоны. Весьма ценное умение, особенно,
когда блукаешь в ночи.
На своем веку я повстречал великое множество серьезных людей. Я долго
жил в окружении взрослых. Я видел их на близком расстоянии, разглядывал в
упор. И от этого мое мнение о них ничуть не улучшилось.
Всякий раз, встречая взрослого, который казался мне хоть мало-мальски
сообразительным, я интереса ради показывал ему свой Рисунок Номер Один,
который сохранил и всегда носил при себе. Так я надеялся определить,
способен ли этот человек понять суть вещей. Но он, или она, непременно
говорили: "Да ведь это шляпа". И после этого я уже никогда не заговаривал с
ними о боа-констрикторах, первозданных лесах или звездах; я просто опускался
до их уровня и вел беседы о бридже, гольфе, политике и галстуках. И эти
взрослые всегда бывали очень довольны тем, что познакомились с таким
здравомыслящим человеком.


2


Так я и жил сам по себе, и не было у меня стоящего собеседника, пока
шесть лет назад не пришлось мне совершить вынужденную посадку в пустыне
Сахара. Что-то там сломалось в двигателе. А поскольку со мной не было ни
механика, ни пассажиров, я решил собственными силами устранить эту серьезную
неполадку. Ведь речь шла о жизни и смерти: моего запаса питьевой воды едва
хватило бы на неделю.
Итак, я впервые улегся спать на песке, в тысяче миль от людского жилья.
Моряк, переживший кораблекрушение и затерянный на плоту посреди океана, -- и
тот не был бы так одинок, поэтому вы представляете себе, как я удивился,
когда на рассвете меня вдруг разбудил причудливый тоненький голосок, который
произнес:
-- Пожалуйста, нарисуй мне овечку!
-- Что?! -- встрепенувшись, переспросил я.
-- Нарисуй мне овечку!
Я вскочил, опешив, будто от удара грома, захлопал глазами и внимательно
оглядел все вокруг. Тут-то я и увидел какого-то необыкновенного крошечного
человечка, который стоял неподалеку и с величайшей серьезностью рассматривал
меня. Вот, если угодно, его портрет, лучший из всех, какие мне потом удалось
нарисовать. Разумеется, созданный мною образ далеко не так обаятелен, как
оригинал, но в этом нет моей вины: ведь, когда мне было шесть лет от роду,
взрослые отбили у меня охоту заниматься живописью, и я так и не научился
рисовать. Разве что боа-констрикторов снаружи и боа-констрикторов изнутри.
Но тогда я лишь таращился на это невесть откуда взявшееся привидение, и
глаза мои так и лезли на лоб от изумления. Не забывайте: я потерпел аварию в
пустыне, в тысяче миль от населенных людьми мест. И тем не менее, мой
маленький человечек вовсе не казался заблудившимся в песках, совсем не
валился с ног от голода, жажды и усталости и уж тем паче не падал в обморок
от страха. Он ничем не напоминал ребенка, потерявшегося в пустыне за тысячу
миль от человеческого жилья.
Наконец я вновь обрел дар речи и спросил:
-- Но... что ты тут делаешь?
В ответ он лишь повторил, медленно и настырно, словно речь шла о деле
чрезвычайной важности:
-- Пожалуйста, нарисуй мне овечку.
Перед лицом непостижимой тайны человеку трудно набраться смелости и
отказать в просьбе. Я был в тысяче миль от ближайшего жилья, мне грозила
гибель, и тем не менее, сознавая, насколько это нелепо, я все же достал из
кармана лист бумаги и свое вечное перо. Но тотчас вспомнил, что учился-то я
все больше географии, истории, арифметике и грамматике, и с легким
раздражением заявил этому мальчонке, что не умею рисовать. На что он
ответил:
-- Это пустяки. Нарисуй мне овечку.
Но мне никогда еще не приходилось рисовать овечек. Поэтому я набросал
для мальчишки одну из тех картинок, которые прежде так часто рисовал для
других: боа-констриктора снаружи. И был очень удивлен, когда мальчуган
недовольно воскликнул:
-- Нет, нет, я не хочу слона в удаве. Это боа-констриктор, он очень
опасный. А слон слишком громоздкий. Там, где я живу, все такое маленькое.
Мне нужна овечка. Нарисуй овечку.
Что ж, я сделал еще один рисунок.
Мальчик внимательно посмотрел на него и сказал:
-- Нет. Эта овечка совсем хилая. Нарисуй другую.
Делать нечего, нарисовал.
Мой приятель наградил меня доброй снисходительной улыбкой и молвил:
-- Ты и сам видишь, что это не овечка, а баран. У него рога.
В общем, пришлось рисовать заново.
Но и эта моя работа была отвергнута, как все предыдущие.
-- Она слишком старая. Мне нужна овечка, которая сможет прожить долго.
Тут уж мое терпение истощилось: ведь мне надо было поскорее разобрать
мотор. И тогда я набросал такой рисунок:

И сопроводил его пояснением:
-- Тут виден только ящик. А твоя овечка сидит внутри.
Я изумился, заметив, как просветлело личико моего юного судьи.
-- Все в точности так, как я хотел! Как ты думаешь, много ли травы надо
этой овечке?
-- Почему ты спрашиваешь?
-- Потому что там, где я живу, все очень маленькое.
-- Травы ей наверняка хватит, -- ответил я. -- Ведь я даю тебе совсем
крошечного ягненка.
Мальчуган склонил голову и принялся изучать рисунок.
-- Не такой уж он и крошечный... Смотри! Он уснул...
Вот так я и познакомился с маленьким принцем.