_Консервный Ряд в Монтерее, что в Калифорнии - поэма, скрежет и
смрад, собственный цвет, лад и характер, ностальгическое видение, мечта.
Консервный Ряд един и разрознен: дерево, жесть, чугун, ржа и разбитый
асфальт, заросшие бурьяном пустыри и груды мусора, консервные цехи,
крытые рифленым железом, кабаки, рестораны, публичные дома, тесные
лавчонки, лаборатории и ночлежки. Живут в нем, как сказал один человек,
проститутки, сутенеры, игроки и прочая сволочь, под сволочью он разумел
прочий люд. Глянь этот человек с другого боку, он бы сказал: "Святые,
ангелы, мученики и блаженные", и был бы прав.
Утром, после удачного лова, сейнеры, полные сардин, тяжело вплывают
в сонную бухту, оглашая утреннюю тишину пронзительными свистками. И
тянутся к берегу, где их поджидают консервные цехи, опустив в воду
металлические хвосты. Автор не случайно взял этот образ, скажи он
"опустив в воду носы", консервы, извергающиеся с другого конца, будут,
благодаря метафоре, еще отвратительнее. Вслед за сейнерами начинает
свистеть Консервный Ряд; по всему городу мужчины и женщины торопливо
напяливают рабочую одежду и спешат к морю, где нужен их труд.
В блестящих автомобилях подъезжают хозяева, управляющие, бухгалтеры
и расходятся по своим конторам. За ними катится вал итальянцев,
китайцев, поляков - мужчин и женщин, одетых в штаны, прорезиненные
куртки и клеенчатые фартуки. Они спешат, чуть не бегут, резать,
раскладывать, варить и консервировать рыбу. Вся улица гремит, воет,
визжит, грохочет; из сейнеров текут серебряные реки сардин, и они все
выше восстают из воды, пока не опростаются. Консервный Ряд гремит,
грохочет, визжит, но вот последняя рыбешка очищена, разрезана, сварена и
закупорена. Опять заливаются свистки; итальянцы, китайцы, поляки,-
мужчины и женщины,- промокшие и пропахшие рыбой, медленно, понуро
поднимаются обратно в город. Консервный Ряд опять становится сам собой,
- тихим и завораживающим. Жизнь входит в свою привычную колею. Бродяги,
при первых звуках свистка удалившиеся с негодованием под сень черного
кипариса, возвращаются в мир; вон они уже сидят на трубах, ржавеющих на
пустыре, и благодушно болтают. Девочки из заведения Доры выходят
понежиться на солнце-если, конечно, оно соизволит сиять. Док спустился
по ступенькам Западный биологической лаборатории и идет через улицу в
лавку Ли Чонга за двумя квартами пива. Анри-художник снует по пустырю
как эрдельтерьер, вынюхивая в бурьяне всякие железяки и деревяшки для
лодки, которую мастерит своими руками. Быстро темнеет, и перед
заведением Доры загорается уличный фонарь - не меняющая фаз луна
Консервного Ряда. В Западную биологическую приехали гости, и Док опять
идет через улицу к Ли Чонгу, теперь уже за пятью квартами пива.
Как перенести на бумагу эту поэму, скрежет и смрад, особый цвет,
лад и характер, ностальгическое видение, мечту? Когда собираешь морских
животных, попадаются плоские черви, они такие нежные, что рвутся от
одного прикосновения и гибнут. Надо выждать, пока червячок сам
поползет на лезвие ножа и затем осторожно опустить его в бутыль с
морской водой. Пожалуй, и с Консервным Рядом надо поступить так же:
открыть страницу тетради, и пусть очередная история сама ползет на нее.


ГЛАВА I


Бакалейная лавка Ли Чонга не отличалась чистотой, зато могла
похвастаться разнообразием товаров. Лавка была маленькая, тесная, но в
ее единственной комнате имелось все, что требуется простому смертному
для полноты счастья: одежда, пища - свежая и консервированная,
спиртное, курево, рыболовные снасти, всякий инструмент, лодки, такелаж,
шляпы, свиные отбивные. У Ли Чонга можно было купить пару шлепанцев,
шелковое кимоно, пинту виски, сигару и тысячу других вещей на любой
вкус. В лавке отсутствовал только один товар, но товар этот имелся по
соседству в заведении у Доры.
Лавка открывалась рано утром и торговала до тех пор, пока снаружи
гулял хоть один неприкаянный десятипентовик. Ли Чонг не был
сребролюбцем. Отнюдь, но если кто-то горел желанием облегчить карман, Ли
Чонг был всегда к его услугам. Постепенно Ли Чонг занял в местном
обществе положение, удивлявшее его самого, хотя, надо сказать, он мало
чему удивлялся. С годами все обитатели Консервного Ряда оказались его
должниками. И он никогда не давил на них. Если же долг становился
слишком велик, Ли прекращал отпускать в кредит. И должник платил или, па
крайней мере, пытался, чтобы не ходить за покупками наверх в город.
Ли был круглолиц и приветлив. Изъяснялся он на учтивом английском,
успешно обходясь без буквы "р". Когда в Калифорнии вспыхивали
столкновения между полицией и тонгом ``Тайная китайская организация'',
случалось, за его голову объявлялась премия, Тогда Ли Чонг уезжал в
Сан-Франциско и ложился в больнипу, пока волнения не утихали. Что он
делал со своими деньгами, никто не знал. Возможно, у него их и не было.
Возможно, все его бoгaтcтвo состояло из неоплаченных счетов. Но жил он в
достатке и пользовался уважением соседей. Он верил своим покупателям,
пока верить становилось смешно. Иной раз он ошибался, но и из ошибки
умел извлечь пользу, хотя бы чисто платоническую. Одной из таких его
ошибок была Королевская ноч- лежка, любой на его месте счел бы ту сделку
разорительной.