_Дождь. Дождь без начала и без конца. Быстрый перестук незримых пальцев, что нетерпеливо выводят бесконечную дробь. Над отверстием рудной шахты слышался лишь шум дождя да хриплое дыхание девушки — немой, оборванной, изнуренной. Потеряв память, не имея ни малейшего понятия, ни кто она, ни как попала сюда, бедняжка ползла, вслепую нащупывая путь во мгле подземелья, пока не наткнулась на отверстие и не вывалилась под стрелы дождя. Недели страданий от лангота, многодневный голод во время блужданий по лесной глуши, отсутствие аппетита к пище Эриса после благоуханных яств Фаэрии истощили ее, и теперь девушка из последних сил гнала себя вперед по вырубленным в тверди скал тоннелям, вырывалась из цепких лап хищных кустарников. Иногда девушка ненадолго забывалась тяжелым сном, а быть может — теряла сознание.
Одна радость: в такие минуты даже лангот забывался.
Девушка медленно ползла по грязи и мокрым камням заброшенных рудников, не замечая ни окружающего ее величия, ни препятствий, что вырастали на пути. Добравшись до верхнего уровня, она поднялась на трясущиеся ноги и пошла дальше — казалось, занемевшее, коченеющее тело движется каким то инстинктом, уже не зависящим от разума.
Собачонка пропала. После обвала девушка долго лежала в подземелье, время от времени слизывая капли сочащейся сквозь толщу скал воды. Ее сочли мертвой, похороненной заживо. Охоту прервали — ведь охотники не ведали, кто она такая, считали ее какой нибудь глупой шпионкой, неудачливой искательницей приключений или воровкой, жестоко поплатившейся за свою опрометчивость. Камнепад должен был убить ее — и все же девушка выжила: благодаря ли загадочному дару леди Нимриэль, собственным ли внутренним силам или чему то еще — неведомо.
Внезапно земля ушла у нее из под ног, и девушка покатилась вниз — навстречу мучительной боли. Браслет ее зацепился за сухой сук. Она расстегнула застежку и рухнула в заросли ядовитого плюща.
Потянулись медленные, мучительные часы.
Гораздо позже проезжий возчик нашел валявшуюся на обочине стриженую бродяжку в оборванном мужском платье. Он украл ее эльфийский плащ, а саму девушку передал на попечение Гретхет.
С тех пор много воды утекло…

Теперь же, когда воспоминания нахлынули на распростертую в полубессознательном состоянии под сенью ночного леса близ Призрачных Башен девушку — так весной живица рьяно устремляется по стеблю растения, — в груди ее разгоралась странная эйфория. Опыт пережитого исполнил ее силой. Ей чудилось — у нее выросли крылья и она взирает на мир с немыслимой высоты, а отсветы славы окрашивают золотом оперение могучих крыльев. И в этом мысленном образе она могла бы — только протяни руку — собрать в ладонь дождь. Тучи холодили росой ее щеки, а солнцем она могла бы играть, точно золотым мячиком. Люди копошились у ее ног, точно жалкие муравьишки; ничто, ничто не могло затронуть или задеть ее. Она все вынесла, прошла через все — и победила.
Пока…
Плечо болело от хватки железных когтей. Все тело тряслось. Невнятно застонав, девушка вырвалась из этой хватки.
— Рохейн! Госпожа!
С круглого, в ямочках лица в обрамлении золотистых кудряшек с темными кончиками на нее встревожеино смотрели два карих глаза.
Сев, сновидица сделала большой глоток из фляги. Как всякий истинный воин, она прополоскала водой рот и сплюнула, а потом вытерла губы окровавленным рукавом.
— Виа! Я же говорила тебе не звать меня госпожой. И подстриги ногти. — Она потерла плечо. — Мы живы?
— Да, все три. Вы спасли нас.
— Хотелось бы мне согласиться, но на самом деле за нынешнее наше относительно благополучное состояние ответственно скорее украшение на моем пальце. — Подняв руку, она осторожно провела ладонью по лицу — по лбу, носу, подбородку. Внимательно поглядела на прядь черных волос. — Я такая же, как была? Красива или безобразна? Парень или девушка?
Вивиана и Кейтри обменялись многозначительными взглядами.
— Пережитое в Призрачных Ьашнях растревожило вас… гм… Тахгил, — сказала Кейтри. — Давайте ка мы поможем вам подняться. Надо поскорее уходить. Мы все еще слишком близки к проклятому месту.
Когда они поднялись, та, кого спутницы называли Тахгил, пошатнулась, схватилась за сердце и, закрыв глаза, с гримасой боли прислонилась к дереву.
— Мадам, что это с вами? — сочувственно спросила Вивиана.
— О нет, не может быть. Увы, это опять он. Значит, такова цена.
— Опять что?
— Лангот. От него нет исцеления. — Страдалица сглотнула, пытаясь подавить боль. — Идемте.
Я должна выносить невыносимое.
Она только гадала: сколько времени потребуется недугу, чтобы убить ее?