_– Вот она!..
– Где? Где? Подвинься!..
– Да вот же, вот!..
Шепоток, быстро переросший в радостный гомон, разнесся всему по салону бизнес-класса космолайна.
– Ну я не вижу, подвинься!..
Все пассажиры разом задвигались в своих креслах: счастливцы, сидящие у самого иллюминатора – чтобы поскорее приникнуть к нему, те, кто подальше – чтобы попытаться хоть что-нибудь увидеть краем глаза.
Я, естественно, сидела у «окошка», но, бросив беглый взгляд на неторопливо выплывавший в поле зрения темно-голубой выпуклый диск, подернутый молочно-белыми разводами («Фу, какая гадость: словно мыльная пена в ведре с чем-то синем из одежки, замоченном нерадивой хозяйкой на ночь!»), тут же отвела глаза и откинула до предела кресло. Действия мои позволили соседу, сгоравшему от любопытства, всласть полюбоваться не только открывающейся за бортом «красотой», но заодно и еще кое-чем, но уже не за бортом, а в вырезе моего дорожного костюма.
Соседа, как я уже знала, зовут Иннокентий. Он до сих пор, несмотря на свой «зрелый» возраст – на вид ему года 22–25, не больше – является холостяком, ему принадлежит роскошный дом в Южном Бутово (почти центр Москвы-Мега) и я его с удовольствием убью прямо голыми руками, если он хоть на минутку не заткнется.
– П-посмотрите, какая п-п-прелесть! – проблеял через несколько мгновений обретший дар речи коммивояжер, пытаясь свести в одну точку глаза, которыми он только что созерцал две такие разные «прелести».
– Какая именно? – съязвила я.
Надоел мне этот прилипчивый щенок за три часа полета, как горькая редька.
Что такое «горькая редька» я, вообще-то, не очень представляю. Вероятно, какое-то экзотическое блюдо этой национальной, донельзя экзотической, древнерусской кухни, наподобие «хрена собачьего» или «банного листа». Впрочем… «Банный лист», к кулинарии, судя по звучанию, вроде бы не относится… Хотя, есть лавровый… А-а, какая в принципе разница!..
– А разве их там две? Вы только посмотрите…
Все. Терпение мое лопнуло. Эта… Этот… Это ничтожество еще смеет восхищаться каким-то там мерзким каменным шаром, заплеванным газами, жидкостями и небольшим количеством протоплазмы, только одним своим присутствием оскверняющим величественную красоту Космоса? Да еще и… Нет, я все-таки чересчур вжилась в свою роль.
Я окинула боковым зрением тощую цыплячью шейку с юношескими прыщами и редкой рыжеватой щетиной, непробритой, видно, утром. Ага, кончиком ногтя вот сюда, где возбужденно пульсирует живой комочек – и не докучает больше никто…