_Профессионально мрачный гаишник - сущее олицетворение мировой скорби и
патологического неверия в добродетель рода человеческого - прохаживался в
сгущавшихся сумерках вокруг машины с таким видом, словно не сомневался, что
она, во-первых, краденая; во-вторых, испускает превышающее все мыслимые
нормы радиоактивное излучение; а в-третьих, именно на ней и скрылись
антиобщественные элементы, ограбившие третьего дня сберкассу на Кутеванова.
Родион философски стоял на прежнем месте, наученный многолетним опытом с
поправкой на нынешние рыночные отношения. Ныть было бы унизительно, а качать
права - бесполезно.
В конце концов сержант с тяжким вздохом, будто сообщая о предстоящем
Апокалипсисе, молвил:
- Покрышки у тебя, братан, ну совершенно лысые...
- А откуда у бедного инженера денежки на новые? - вздохнул Родион
старательно, чтобы сразу обозначить рамки притязаний на его кошелек.
- Оно, конечно... - согласился сержант. А дальше пошло по накатанной, вся
операция отняла с полминуты, и Родион, повторяя про себя в уме слова,
которые прежде писали исключительно на заборах, а теперь без точек помещают
в самых солидных изданиях, уселся за руль.
- Сколько содрал, козел? - поинтересовался юный пассажир, он же кавалер
еще более сопливой блондиночки в сиреневой куртке, из-под которой не
виднелось и намека на юбку.
- Полтинник, - сказал Родион, трогая машину.
- Каз-зел... - и юнец, уже изрядно поддавший, принялся нудно и
многословно рассказывать то ли своей Джульетте, то ли Родиону, как они с
ребятами намедни подловили на темной окраине одного такого мусора и прыгали
на нем, пока не надоело, а потом кинули его, падлу позорную, в незакрытый
колодец теплотрассы, где он, надо полагать, благополучно и помер. Голову
можно прозакладывать против рублевой монетки, что все это была чистейшая
брехня. А может, и нет, чистейшая правда. Нынче никогда неизвестно. Не далее
как вчера, когда Родион ехал по бесконечному, как Галактика, проспекту имени
газеты "Шантарский рабочий" и дисциплинированно притормозил на красный,
перед самым капотом пронесся взмыленный сопляк, лет этак двенадцати, а за
ним наперерез движению промчался сверстник, на ходу запихивая патроны в
барабан нагана. И наган, и патроны, насколько Родион мог судить по
армейскому опыту, были боевыми. Так что черт их поймет, нынешних
тинейджеров...
- Куда теперь? - спросил он, не оборачиваясь. За его спиной отрок,
прикрякивая, сковыривал пластмассовую пробку с бутылки портвейна, а его
подружка распечатывала шоколадку. "Уже вторая бутылка, - подумал Родион, -
ведь окосеют, голубочки, вытаскивать придется волоком..."
- Куда теперь едем? - повторил он громче. За спиной булькало. Потом отрок
чуть заплетающимся языком спросил у подружки:
- А может, к Нинке?
- Прокол, - ответила она, не раздумывая. - У нее роды вернулись, утром
говорила...
- Нет, ну где ж нам тогда трахнуться? - печально возопил ее кавалер. - Мы
сегодня чего, так и разбежимся?
- Ты мужик, ты и думай, - философски заявила подруга.
- Думай... Э, шеф, давай на Карлы-Марлы, знаешь, где книжный магазин...
- Уж сколько ездим... - заметил Родион, сворачивая на Карла Маркса. Они
были в самом начале длиннющей улицы, нареченной имечком бородатого
основоположника, по слухам, все еще живущего в сердцах мирового
пролетариата, а книжный магазин находился в самом конце. Любопытно, что
пьяный отрок использовал как ориентир и привязку именно книжный магазин, -
запало же в память...